Издательство «Астрель-СПб»

Каждый автор разговаривает на собственном языке, Марии Якуниной удалось найти тот диалект, который с легкостью воспринимается и детьми, и взрослыми, и даже — загадочной подростковой аудиторией. Двукратный лауреат премии «Книгуру», лауреат премии «Рукопись года».

— Ваш читатель — кто он?

Затрудняюсь дать точную характеристику представителя целевой аудитории, но мне кажется, что мой читатель — романтик, в самом хорошем смысле этого слова. Человек, который в общем хаосе мироустройства ищет и находит совершенно нерациональные точки опоры.

— Насколько изменилась бы ваша жизнь, если бы приходилось, как когда-то, печатать на машинке, подавать в журналы и издательства первый экземпляр на специальной бумаге?

Ой, во мне сейчас тоже включился романтик: захотелось печатать на машинке и, выстукивая ботиночками по мостовой, нести рукопись издателю. Но, думаю, я бы не успевала писать и трети того, что пишу сейчас: современные технологии все-таки значительно облегчают жизнь автору.

— Раньше читали книги при свечах, сосредоточившись: пойду-ка — именно почитать. А не между делом — пролистать что-то между станциями в метро. Как изменение алгоритма чтения отражается в том, что вы создаете?

Наверное, никак. Чтение — такой процесс, который в любом случае возьмет свое. Если история захватила, то едешь мимо всех станций, потому что забываешь напрочь, какое столетие и что никаких свечей вокруг нет.

— С чем связано то, что современный автор куда меньше бережет читателя? На том, что не так давно уходило в область умолчания, сегодня в литературе — акцент. Читатель стал более терпелив?

Может быть, это часть общей тенденции — поднимать самые неудобные темы? И у подобных процессов всегда есть обратная сторона: здорово, что проговариваются важные и нужные вещи, но попутно приходится говорить и о том, о чем бы хотелось помолчать.

— Обратное. Читатель стал более требователен к правам и этике. Вы это учитываете?

Пока писала больше в стол / для себя / для родных и друзей, вообще об этом не задумывалась. Сейчас думаю, конечно, но вот недавно попробовала мысленно проверить сложный эпизод новой книги и поняла, что его при желании могут разнести в пух и прах представители абсолютно полярных точек зрения. И успокоилась. Делай что должен, и будь что будет.

— Его величество маркетинг — как он изменил писательское ремесло (конечно же, не творчество) в вашем случае?

Пожалуй, только в лучшую сторону. Благодаря пиару рукописей, которые участвовали в разных конкурсах, я встретилась с первыми читателями и с изумлением обнаружила, что мои тексты в самом деле кому-то нужны. А значит, стоит хотя бы задумчиво поглядывать в сторону издания книг.

— Каковы главные болезни современного текста?

В последнее время все чаще сталкиваюсь с вторичностью историй. Понимаю, это естественная тенденция, учитывая, какое количество книг уже написано, сколько их выходит сейчас и что мы имеем ко всему этому прямой доступ. Но даже в очень нравящихся, хороших книгах встречаешь целые эпизоды, которые кажутся прямым цитированием. Например, очень много книг о книжных магазинах сейчас выходит. Мне эта тематика нравится, но на третьем-четвертом тексте поняла, что это какая-то эпидемия сюжета: запутавшемуся в жизни герою достается в наследство (либо он случайно начинает там работать) книжная лавка. А дальше непременно — параллельные истории из прошлого и настоящего, изменение взглядов персонажа, любовная линия и лозунг большими буквами: «Книги меняют жизнь». Мне как читателю все нравится, и с лозунгом я согласна, но хочется, чтобы не так в лоб все это было.

ШОРТ:

— Люди меняются? (да/нет)
Нет.

— Авторы становятся искуснее? (да/нет)
Нет.

— Расставьте по убыванию силы воздействия эти словоцентричные жанры:

Литература
Кино
Театр
Сериалы
Компьютерные игры

(По личным предпочтениям поставила бы театр на второе место, но в целом, думаю, кино выигрывает.)

Автор проекта цикла интервью «Симптомы современной прозы»: Александр Прокопович, главный редактор издательства «Астрель-СПб».